Эпиграф из Пушкина: О, горе нам. Заплачем же и мы. — Я силюсь, брат, да не могу. — Я тоже, нет ли луку, потрем глаза. — Нет, я слюной намажу…
Нравственная катастрофа – это когда люди перестают различать хорошо и плохо. Когда люди соглашаются с плохо. Когда это происходит с одним человеком, это личная нравственная катастрофа. Когда с самыми совестливыми людьми общества – нравственная катастрофа общества.
С нами эта нравственная катастрофа случилась давно. Очень давно. Под нашими бомбами гибли чеченцы, а мы радовались – Россия возрождается. Гибли грузины, а мы опять радовались – так им и надо. Грызунам. Это искрометное остроумие лидера протеста. ПРОТЕСТА – вдумайтесь! К делам украинским часть общества всё же опомнилась, схватилась за головы. Но далеко не все. И с Сирией успеху тренировки, убивающей сотни и тысячи детей, радуются уже далеко не все. Но многие радуются. Но зато многие сегодня уже и негодуют. И значит – нравственная катастрофа уже не так страшна – если есть силы для негодования.
И всё же она еще очень глубока. Очень!
Гибель самолета была хорошим поводам помолчать. Ну, чего, в самом-то деле? Чего говорить? Погибли люди. Не повод для радости. Погибли соучастники преступления, да-да, не отворачивайтесь – преступления, нашего общего преступления, и да – соучастники, пропагандистское прикрытие и хуже, нравственное прикрытие – в общем, здесь повод для совсем иных чувств, не скорбных.
Тут ведь всё дело с кем ты отождествляешься: с палачами или с жертвами, кому сопереживаешь. Если с палачами, влезшими в чужую войну под обманным предлогом и начавших убивать женщин и детей – это одна история. Тогда да – праздничный концерт для соколов и героев и братская гуманитарная помощь лекарствами для жертв войны. Если же ты отождествляешься с этими самыми жертвами, которые стали жертвами действий соколов и героев, а также приказавших соколам быть героями, а также и прикрывающих действия приказавших, то тогда реакция у тебя будет совсем другой. Что-то я не помню в “Василии Теркине” скорби по асу, самолет которого герой сбил из винтовки… А ведь тоже человек был, жена, дети…
В общем, у нормального человека чувства здесь неоднозначные. Если совсем однозначные, значит, не совсем нормальный. И лучше всего в такой ситуации помолчать. Но какой там! Молчать – не для нас. И поднялся, естественно, крик. Одни – ничуть не жалко, так тебе и надо! Другие – как ты смеешь не скорбеть!?!
Здесь вообще-то тоже хотелось бы промолчать. Но здесь уже не очень получается. Потому что речь идет уже не о гибели одних людей, а о нравственной хромоте других. Поднимающих очень странный крик. Типа – обезгражданить Бабченко! Или “Заткнись, пожалуйста!”. И так далее.
Тут ведь всё просто. Есть два типа реакции. “Неприличная”, которая диктуется исключительно нравственным чувством. Уместна ли такая форма – вопрос особый. Но сама эмоциональная реакция совершенно естественна – порок наказан. И реакция эта в смысле нравственности совершенно естественная. Много более естественная чем наигранная скорбь.
Нет скорби. Ни у кого нет. В частности – потому что нравственная катастрофа не единственная наша психологическая катасторофа, эмоциональная у нас – еще страшнее. Люди переполнены ненавистью и лишены способности к скорби. Они разучились плакать. Не было бы этого – не такой бы была наша реакция на видео с жертвами НАШИХ бомбардировок. Мы бы на улицы выбежали бы… Но мы перекалечены. У нас чувство жалости перебито. И поэтому скорбь наша неискренняя, фальшивая. И траур фальшивый. И панегирики – тоже фальшивые. Мы ведь и восхищаться-то тоже разучились. Не разучились бы восхищаться – умели бы и возмущаться. А мы не возмущаемся ничему. Перебита и эта способность. Я же говорю – эмоциональная катастрофа…
И поэтому призывы к радующимся не радоваться воспринимаются сегодня куда более негативно, чем сама радость. Равно как – и “Заткнись, пожалуйста!”. И – “Всех радующихся расфренжу!”.
Я не помню, например, у Шифрина ни одного выступления на общественно-значимые темы. Не возьмусь его за это осуждать – каждый живет со своими приоритетами. Вполне понятно, что семейные или профессиональные для него могут быть выше гражданских. Но когда вдруг человека прорывает и именно таким образом, то здесь открывается язва. Потому что “обличающие” сегодня много правее “скорбящих”, и в смысле искренности, и в смысле неискривленности нравственного чувства.
Тем более странно читать спотыкающийся на обе ноги текст иконной (от “икона”) правозащитницы, которая не понимает, что эмпатия к израненным сирийским детишкам не совместима с эмпатией к воспевателям и востанцевателям тех, кто их изранил. И что много хуже – не понимает, ЧТО стоит за двумя реакциями на трагедию. Не понимает, что на любое “Как вы смеете радоваться гибели людей?!” следует немедленный ответ: “А как ВЫ смели не горевать о гибели людей в Алеппо?!”.
И все же вся эта история дает повод для настоящей радости. Радости, что нравственный и эмоциональный наш паралич проходят. И хотя до полного излечения нам еще далеко, но, может быть, самое худшее уже позади. Сегодняшняя лихорадка много лучше вчерашнего столбняка. А что потоотделение обильное, так ведь так всегда бывает после кризиса – организму необходимо выкинуть из себя всю дрянь, накопившуюся за время болезни.
Александр Зеличенко – НРАВСТВЕННАЯ КАТАСТРОФА?
176
previous post