Ихлов Евгений – Навальный, диктатура и системное равновесие.

Прочитав положенное количество рассуждений тех, кто заявляет, что не хотят менять деспотию Путина на диктатуру Навального, я решил высказаться по целому ряду возникающих в этой связи ассоциаций.
Высказываться же на тему о сравнительных достоинствах путинизма и навальнианства означает погружаться в область сугубой психотерапии: на самом деле люди либо просто хотят что бы их уговорили что быть конформистом – это «мудро», либо напротив, что несмотря на… они всё-таки считают нужным.
Поэтому я попытаюсь затронуть более серьёзные вопросы.  Любое современное общество – сложная открытая система. Когда оно входит в кризис – из-за своей архаической неадекватности (как Франция Людовика XVIII, Испания 1931 года или СССР 1986 года) или вопиющей социальной несправедливости (как империи 1917-18 годов или ближневосточные секулярные диктатуры 2011 года), оно начинает трансформироваться. Путём реформ или революций. Трансформация может идти путём социальной примитивизации (тоталитарные революции) или выход на более сложный уровень и обретение на нём равновесия (т.н. «буржуазные революции»). Вводя систематизацию революция, я определил их на Инь-революции (первые) и Ян-революции (вторые).
Самое главное – это то, что общество стремится обрести новое равновесие. Модель этого равновесие уже заложена в социуме. Гениальные реформаторы или революционеры приблизительно представляют себе черты будущего и конструируют его, помогая новому и убирая сопротивление старого, часто на ощупь ищут состояние устойчивого равновесия… Так Ленин нащупал формулу «гражданского примирения» (вполне славянофильскую по сути): народу возвращают относительную экономическую самостоятельность и даже вводят элементы патернализма, но народ соглашается на отказ от политики в пользу большевиков. Другое дело, что нарушенное социальное равновесие раскачивалось очень сильно, и в результате через 7 лет перед большевиками оказался выбор – либо крестьяне, добившись политических прав, вышвыривают большевиков, либо крестьянская самостоятельность уничтожается… Выбрав последнее, большевики тем самым всё-таки приговорили и себя. Ибо временное равновесие было обретено только, когда Сталин социум архаизировал до уровня крепостного права и опричного государства.   
Любое мощное воздействие не просто выводит социум из равновесия, оно задаёт уже новые системные рамки.
Произведя такое воздействие, деятель и политическое движение, обречены либо погибнуть, хотя бы политически, либо строить новую равновесную систему.
Горбачёв, дав людям, впервые за четверть века надежду на перемены, уже этим обрёк себя – генсек КПСС не мог настолько обновить государство, настолько это требовалось логикой развития социума. Его потому и победил Ельцин, предложивший в итоге целостную и даже приблизительно знакомую по фильмам, книгам, статьям модель западной страны – рыночное многопартийное демократическое национальное государство – «Соединённые Штаты Великой России». И оказалось, что эта модель – на вырост. Путинизм ведь упрекают не в том, что он идёт по ельцинскому пути, но в том, что он это движение обернул вспять…
Конечно, наилучший вариант – это плавно, но непрерывно вести социум к новому состоянию, в наибольшей степени используя уже имеющиеся институты и механизмы. У Горбачёва и Яковлева план социал-демократизации КПСС провалился потому что в партии совсем не было сторонников демократического социализма. Были сталинисты и неосталинисты (очень много), неонацисты, технократы-фашисты, технократы просто… и море приспособленцев, которые отхлынули от неё, как черносотенцы от монархии век назад.
С точки зрения планомерности идеальным был бы вариант отвергнутый Путиным 15 лет назад, когда Ходорковский предложил ему возглавить «Единую Россию»и «отстроить партию как надо». Путин тогда предпочёл модель опричного государства.
Но если я прав, и при повторении исторических событий реализуется альтернативный сценарий, то вариант «путинизм без Путина» – с Ходорковским во главе слегка почищенного «ЯдРа» (с подтянутой «партией Роста» и комерсами из региональных ЛДПР) – технологически очень перспективный.
Хотя психологически он будет довольно тяжёлым: несмотря на то, что самые негативные проявления путинизма будут сняты – политических и «полит-экономических» выпустят, митинговать можно будет где хочешь, как 12 лет назад, воровство и телепропаганда поубавятся, но всё равно это ещё будет бюрократическое государство с высоким уровнем социального расслоения и отчуждения общества от политики. И это станет особенно невыносимым по контрасту с недавним взрывом надежд и благородными порывами протестующих.
Чтобы понять, чем может быть «путинизм без Путина», посмотрим, какие были варианты «сталинизма без Сталина».
Первый вариант. У власти Берия. Нечто похожее на реформы Дэн Сяопина, но в атмосфере продолжающегося парализующего страха (амнистированы были бы лишь небольшое число аппаратчиков – жертв последних сталинских чисток). В Китае получилось, потому что перед началом экономической либерализацией прошла реабилитация миллионов жертв Культурной революции и несколько кампаний свободной критики…
Второй вариант. У власти Молотов (Маленков был слишком слаб и действовал в коалициях). Политически вариант как при Берии (но без экспериментов вроде «коренизации» кадров [выдвижение на позиции глав республик представителей её титульной национальности – отход от этого принципа вызвал протесты в Казахстане в декабре 1986] и объединения Германии) и никаких проторыночных поползновений.
Третий вариант. У власти Хрущев. Общество раскрепощается, уходит парализующий страх, страна делает мощнейший рывок во всём и совершает несколько авантюр. Хрущева убирают именно когда он, остановив политическую либерализацию, начал радикальные институциональные реформы: учредил Совнархозы (передача значительной части экономической власти в регионы) и разделение обкомов на промышленные и сельские (лишение КПСС административной власти с превращением её в сугубо идеологическую структуру – как замена комиссаров на замполитов).
«Хрущевский» вариант «путинизма без Путина» даёт достаточно отлогую кривую политической эволюции. Причём, эта эволюция может не закончится бесславным провалом как в октябре 1964 года, но развиваться дальше в сторону косыгинской хозрасчётной реформы.
Мы можем додумать, что столкнувшись с аппаратным сопротивлением, Хрущев, как и в 1961 году вновь мог бы поднять волну критики «сталинистов» и «бюрократов»… В принципе, Горбачёв начал там, где оборвали Хрущева. Только большевик и молодой современник Ленина Никита Сергеевич не мог решиться раскурочить партию, а ловкий провинциальный карьерист Михаил Сергеевич, сделал это как только она стала ему реально мешать (весной 1988 года).
Но вариант «путинизма без Путина» – с Ходорковским во главе обломков «партии власти» и условным Кудриным во главе кабинета – это слишком рациональный вариант для того, чтобы он реализовался… В принципе, это попытка ещё раз переиграть ситуацию лета 1999 года, когда политика, медиа и экономика были поделены на несколько олигархических империй и из чередования у власти право- и левоцентристских партий в рамках более парламентской системы за несколько десятилетий могла вызреть более-менее нормальная демократия.
Стоит напомнить, что формальной «партий власти» была черномырдинская «Наш дом Россия», её идеологией был «европейский путь», координатором её госдумовской фракции был… Владимир Рыжков, и фракция выступала за переход к парламентской модели.
Ведь чем хороша «маятниковая» политическая система. Например, она лечит юстицию от «политизации». Когда судьи узнают, что отправленный в своё время в колонию смутьян стал не просто депутатом, но и в бюджетном комитете решает судьбы финансирования судов (и судей), или стал заместителем министра юстиции или Генпрокурора, то у судей возникает полезная осмотрительность…  
Но от рациональных вариантов возможных трансформаций перейдём к реалистическим.
Я не знаю на какой уровень послепутинской России революция забросит Навального. Могу предположить, что как казнившие брата Ленина заложили мину будущего террора, так и посадившие брата Навального запрограммировали будущие беспощадные люстрации.
Личные данные Навального и его взгляды я обсуждать не намерен, потому что они не имеют никакого отношения к тому, какую роль он сыграет в истории. Главное, что он – как и Ленин, Сталин, Ельцин и Путин идеологически достаточно пластичен, а тактически очень ловок. Потому что в моей версии Навальный – перчатка на руке исторического процесса (или духа/демона нации – для поэтических мистиков). Навальный явно вошёл в резонанс с историческим процессом – точно также как перечисленные мною персонажи.
Четыре года назад я писал, что Навального нельзя остановить, потому что он стал человекоорудием (аватарой) русского национализма. Вспомнил даже Даниила Андреева и его «жругров» – демонов великодержавности. Путин временно победил, когда Крымом и «Русским миром» переключил национализм на себя. Но за три года шовинистическая волна «крымизма» схлынула, и вовсю проявилось то, что и предвидел мудрый Обама, вводя три года назад санкции – быстро нарастающее социальное расслоение и обострение клановой борьбы за раздел и передел государственной (и вымогаемой от имени государства) собственности. На смену имперскому реваншу и желания «особого пути» пришло требование справедливости. В книге Григория Померанца «Сны земли» это названо «сном о справедливом возмездии», сменяющем «сон великодержавный». У Навального, конечно, остаются элементы русского национализма, исламо- и кавказофобии. Это значит, что руководящий им «демон» (рвущаяся реализоваться новая социокультурная матрица России) нацелен на строительство русскоэтнического, более узкого государства. Причём, «сужение» необязательно примет форму необратимого раскола, это может быть ассиметричная конфедерализация, с предоставлением Северному Кавказу и Поволжью статуса системы «доминионов».
Суть в том, что Навальному «приснился сон земли» и, если идти за мистическими видениями Даниила Андреева и предложившего считать их поэтическим изображением глубинных исторических процессов Григорием Померанцем, то чудовище, вставшее за спиной Алексея Анатольевича куда мощнее и кошмарней довольно уже ослабленной зверюги, поддерживающей Владимира Владимировича. Теперь от Навального требуется лишь не противится ведущей его к власти силе – нужные слова и поступки будут приходить сами…
Но отойдём от мистики в сторону политических реалий. Как я говорил, разрушаемая от сильного воздействия (а оно уже началось), социально-государственная модель стремится обрести новое равновесие. Для того, чтобы это произошло как можно менее болезненно, необходимо совершить целый ряд преобразований, дающих возможность сложится новой целостности. Работа достаточно ювелирная, поскольку, попытавшись зафиксировать трансформируемый социум в ещё неустойчивом положении, мы создаём риск внезапного возобновления распада (тут наглядные примеры – переход от Февраля к Октябрю 1917 или от Августа 1991 к Октябрю 1993). С другой стороны, не угадав правильную точку «торможения», можно соскользнуть к исторически архаической, социально примитивной модели. Именно так произошёл крах НЭПа и бухаринизма и его замена опричной сталинской империей, и так произошёл крах ельцинской олигархической демократии и его замена путинизмом – «рыночным сталинизмом».
Поэтому преобразователь (или команда преобразователей, как якобинский Комитет Общественного Спасения – Comité de salut public) должен будет иметь диктаторские полномочию, что бы чётко и своевременно производить нужные преобразования. К сожалению, революционная диктатура – это неизбежная фаза любой революции. И совершено неважно, как это будет формально обставлено.
Власть президента-монарха, руководящего указами (как де Голль и Ельцин).
Непререкаемая власть главы правительства (как у Чёрчилля, Аденауэра, Бен-Гуриона или Берлускони), при президенте – духовном лидере нации.
Некий надгосударственный Совет революции (как в Португалии в середине 70-х и в Иране). Последний вариант мне представляется предпочтительным, поскольку временный высший орган, контролирующий политиков извне, помогает избежать, как это, например, произошло с Ельциным, закрепления экстраординарных полномочий вождя революции в формах конституционных и институциональных, вроде трансформации президентской администрации из группы референтов и советников в аналог секретариата ЦК КПСС. По мере стабилизации временный высший орган руководства революции должен поэтапно утрачивать свои полномочия, вплоть до окончательного роспуска или продолжения деятельности уже в виде комитета по люстрации, административного арбитража и прочих сугубо надзорных структур.  
Поэтому для нейтрализации угрозы перерождения гипотетической диктатуры Навального в его деспотию, надо поддержать выдвижение рядом с ним не менее сильных фигур, создание продуманных механизмов постепенного отхода от чрезвычайщины. Так одним из достоинств предлагаемого мною варианта внепартийного органа политического контроля это то, что он если не исключает, то существенно затрудняет появление монопольной революционной партии власти. 
И, конечно, необходимо ответственное понимание того рубежа, которого революция обязательно должна достигнуть, чтобы возникло новое социальное качество, и одновременно, избежать срыва в утопический радикализм. Именно поэтому интеллектуалы должны идти в революцию, чтобы всегда наготове были продуманные рецепты и было кому нейтрализовывать демагогов и невежд, пышущих энтузиазмом. Не могу не отметить, что Троцкий выиграл Гражданскую войну руками царских офицеров, а аятолла Хомейни – войну с Саддамом Хусейном – руками возвращённых в строй шахских офицеров.