Друзья-единомышленники, из поля зрения которых я с некоторых пор исчез, неожиданно в частном порядке стали упрекать меня в том, что я не участвую в акциях нового политического образования и, более того, не упоминаю о нем в своих публикациях. Не затрагиваю имен и названий – я не воюю с людьми, меня интересуют общественные явления: причины их возникновения, характер проявления на политической арене и перспективы в конкретных условиях, то есть, умрут они завтра или впадут в летаргическое состояние, подобно «Яблоку» или ПАРНАСу.
Образование, о котором я веду речь, претендует на представительство всей либеральной общественности. В этом отношении оно не отличается от тех, кто в сновидениях видит себя в той же роли, за тем исключением, что уточняет количество им представляемых. Образовалось оно по тому же принципу, по которому раскалывается массив льда в Северном ледовитом океане, образуя полыньи, подчеркивающие автономность плавающих между ними застывших в студёных торосах островов.
Коснусь этого леденящего душу примера. Некоему Марку Гальпенрину осточертели сновидения на удобных ложах Солидарного с самим собой ПАРНАСа. Он проснулся и решил разбудить других, чтобы поднять их с постели, вывести на улицы, чтобы сменить власть всем вместе в реальности, а не в штучных сновидческих видениях. Бодрствующему Марку пришла в голову удивительно простая мысль, которая никак не проникала в головы спящих: если власть не внемлет нам, жаждущим ее смены, но лишенным усиливающих голоса рупоров, заставим ее нас услышать, если, проснувшись, соберемся все вместе на Манежной площади, откуда наши голоса могут проникнуть за соседние кремлевские стены. Марка услышали и стали собираться все вместе, ратуя за смену власти. Однако некоторым спросонья показалось, что свергать власть следует лишь взнуздав мысль чистым либерализмом, а не взнузданных гнать прочь или убегать от них, а то, не дай бог, кто-нибудь из них станет лидером, а мы против вождизма. Эти «некоторые» отвели послушников всторонку и объединили чистокровных «всех вместе» под своим предводительством, повторяя излюбленный слоган: «мы против лидерства». Настоятели, – я послушно избегаю понятия «лидер», – озабоченные сохранностью своих послушников, окружили их чатами и СМСками, дабы неверные не проникли в их монастырь, и совершают свои протестные молебны втайне от иноверцев и власти, которую они хотели бы видеть в гробу, а не за кремлевской стеной. Моя правнучка тоже забавляется этой игрой – пытается укусить локоток, который ей кажется близок.
Возвращаясь а метафоре: от застывшего ледяного демократического поля откололась еще она льдина, образовав очередную полынью, в которой свободно плавает на белом медведе наш общий враг.
Позвольте заметить в качестве интермеццо: умный не тот, кто демонстрирует категоричность убеждений, а тот, кто способен менять точку зрения.
А теперь серьезно. Речь в моем метафорическом и, простите, саркастическом, посте шла о взаимодействии либерализма и национализма в противостоянии путинскому режиму. Да не бейте сразу меня в морду – я уже весь в синяках! Прежде чем ругать российский национализм и меня уподоблять националистам, хорошо бы познакомиться с предметом негодования. Российский национализм столь же разношерстен, как и российский демократизм. Внутри его – та же вражда, как и непримиримость внутри демократизма. Черносотенный я заведомо отбрасываю как нехарактерный для российского национализма – он в большей степени свойственен государственному и церковному средневековому черносотенству, оплачиваемому серебряниками среди невежественного населения или сколачиваемому в блатные военизированные бандформирования. Российский национализм не сродни украинскому, который путинский режим уподобляет всему «руссизму». Не похож он и на автономизированные шотландский и рекъявико-канадский культурологические национализмы или на социально-экономический каталонский национализм… Российский национализм, – вы заметили, я не называю его «русским», – обусловлен ущемленностью не столько национальный прав, сколько политических, и пытается обнаружить себя в воинственном диапазоне национальных ценностей, которые он ищет в истории, стертой в его памяти. Ценности эти различаются вкусом и цветом, и в той же степени различаются национальные группировки, не обнаруживая в них своих товарищей. Этническая география на планете сделала тему национализма вечной, и напрасно мы, либералы, пытаемся ее разрешить с закрытыми глазами – и видеть тебя не хочу. Эта тема не изжита в демократических странах и долго будет преследовать нас после установления демократии в России. Решается она не в противодействии, а во взаимодействии – в политике это называется компромиссом, обнаруживающимся в парламентских дебатах. Подождем того времени, а пока не будем враждовать, отодвигая общего врага на второй план.
Если с вашей незыблемой точки зрения я грешен, побейте меня камнями, но помните: на том свете каждому из нас будет известно о каждом.
P.S. А еще я не участвую в последнее время в акциях, потому что не в состоянии дойти даже до метро. Вот приобрету электросамокат, возобновлю вылазки, вооружившись камерой и логосом.
